MИHИCTEPCTBO ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра: «Философии»

На тему:

«Методологические изыскания Имре Локатоса »

Подготовил_____________________________________ ст. гр. .РМП 07 м

( дата , подпись) Мокриенко В.Н.

Проверил _________________________________ Проф . Каф. Философии

( дата , подпись) Додонов Р. А.

ДОНЕЦК-2008

ВВЕДЕНИЕ

Ему удалось сделать то, что удается немногим —

сказать свое слово в философии,

оставить след, который с годами не исчезает,

а становится все заметнее

В 60—70 гг имя Имре Лакатоса (правильно — Лакатоша, но его венгерская фамилия уже вошла в нашу литературу в “инглизированной транскрипции”) звучало громко. Самый талантливый ученик К Поппера он в эти годы соперничал со своим учителем по количеству дискуссий, прямо или косвенно касавшихся его взглядов, и был—вплоть до своего безвременного ухода в 1974 г —активным их участником Во многом благодаря его работам, “критический рационализм”—философско-методологическая концепция, разработанная К. Поппером,—до настоящего времени не утратил своего теоретического и практического значения.

Краткая Биография

Он родился в Венгрии в 1922 г Во время 2-й мировой войны был участником антифашистского сопротивления. В Освенциме погибла его мать и бабушка. Свою настоящую фамилию ему пришлось менять дважды, спасаясь от нацистов, он сменил опасную еврейскую фамилию Липшиц на венгерскую Мольнар (Мельник), а уже затем, когда в Венгрии установилась власть коммунистов, — на еще более пролетарскую Лакатош (Столяр), с нею и вошел в историю европейской и мировой философии XX века. Но по другой версии эту же фамилию носил премьер-министр Геза Лакатош, выступивший против уничтожения венгерских евреев. После войны учился в аспирантуре Московского университета под руководством С. А. Яновской. В 1947 г. он занял видный пост в Министерстве образования Венгрии. В это время он находился под сильным влиянием идей своих соотечественников Дьёрдя Лукача, Дьёрдя Пойа и Шандора Карачоня. Во времена культа личности Ракоши в 1950—1953 гг. был незаконно репрессирован как «ревизионист» и находился в заключении больше трех лет. В 1956 г. ему удалось избежать повторного ареста и эмигрировать. В 1958 г из Австрии он перебрался в Англию, преподавал в Кембридже, а в 1960 г.—в Лондонской Школе экономики, кафедра философии которой стала европейским центром “критического рационализма” во главе с К. Поппером.

1969 г. — профессор Лондонской школы экономики и политических наук. Умер в 1974 г. в возрасте 51 года от кровоизлияния в мозг.

Три типа фальсификационизма

Идеи Куна критика, как водится, не обошла стороной. Поппер в очерке «Нормальная наука и ее опасности» (1966) заметил, что «нормальная наука» (в смысле, употребляемом Куном) в самом деле существует, но не как продукт нереволюционного мышления, а скорее как результат не слишком критического подхода к господствующей догме, нежелания обсуждать ее. «Нормальный» ученый, принимающий революционную теорию только тогда, когда ее готовы принять все, является продуктом «порочного воспитания». Образованный в догматическом духе, он является жертвой доктринерства

Тезис о несоизмеримости парадигм, по Попперу, есть миф, образующий в наше время оплот иррационализма Суть контртезиса состоит в том, что Кун преувеличивает сложности смены парадигм, а его схема больше отвечает развитию астрономии, чем, например, физики или биологии. Что касается проблемы материи, пишет Поппер, то со времен античности мы имеем три соперничающие между собой концепции: континуальную, атомистическую и примиряющую обе.

Другим критиком Куна был эпистемолог Джон Уоткинс из Лондонской школы экономики и политических наук. Куновский образ «научного сообщества» ему показался более похожим на религиозную секту, чем на ученую республику. Против почти теологического смысла научной парадигмы высказался и Имре Лакатос.

Наука, по мнению Лакатоса, есть и должна быть соревнованием исследовательских программ, соперничающих между собой. Именно эта идея характеризует так называемый утонченный методологический фальсификационизм, развиваемый Лакатосом в русле концепции Поппера.

Он различает фальсификационизм догматический и фальсификационизм подлинно методологический. Первый видит науку как процесс, размеченный прочными конструкциями и непогрешимыми фальсификациями (подобные идеи пропагандировал А. Айер). Все же Поппер показал ошибочность такой позиции, ибо эмпирическая база науки неустойчива и неопределенна, а потому и речи не может быть о фиксированных протокольных предложениях и не пересматриваемых в принципе опровержениях.

То, что наши опровержения также могут быть ошибочными, подтверждают как логика, так и история науки. Методологический фальсификационизм исправляет ошибку догматиков, показывая зыбкость эмпирической базы науки и предлагаемых ею средств контроля гипотез (это показано Поппером в «Логике научного открытия»). Тем не менее, продолжает Лакатос, и методологический фальсификационизм недостаточен.

Картина научного знания, представленная как серия дуэлей между теорией и фактами, не совсем верна. В борьбе между теоретическим и фактическим, полагает Лакатос, как минимум три участника: факты и две соперничающие теории. Только теперь понятно, что теория отживает свой век не тогда, когда объявляется противоречащий ей факт, а когда о себе заявляет теория, которая лучше предыдущей. Так, ньютоновская механика стала фактом прошлого только после появления теории Эйнштейна.

Программы научных исследований

До сих пор мы говорили о теориях, но Лакатос, вообще-то говоря, вел речь об исследовательских программах. Чтобы понять, что такое программа научного поиска, вспомним о механицизме Декарта или Ньютона, об эволюционной теории Дарвина или о коперниканстве. Последовательная смена теорий, вытекающих из одного ядра, происходит в рамках программы с неопровержимой методологией, показывающей свою ценность, плодотворность и прогрессивность в сравнении с другой программой. Одолеваемая детскими болезнями, теория для своего развития, становления и укрепления нуждается во времени.

Таким образом, история науки предстает, по Лакатосу, как история конкуренции исследовательских программ. Такой подход выдвигает на первый план взаимосвязь между различными эпистемологиями и историографией науки, а также момент эволюции •научного поиска В этом отличие позиции Лакатоса от теорий Куна и Поппера. Лакатос упрекает Поппера в неисторичности {«История науки и ее рациональные реконструкции»); в его принципе фальсифицируемости он видит логическую двусмысленность, искажающую историю и приспосабливающую последнюю к своей теории рациональности.

С другой стороны, пишет Лакатос в работе «Фальсификация и методология программ научного исследования» (1970), согласно теории Куна, научная революция иррациональна, в ней можно увидеть лишь материал приспособления к психологии толпы. В мистическом обращении от одной парадигмы к другой, по Куну, нет рациональных правил, и потому Кун постоянно попадает в сферу социальной психологии открытия. Научные мутации начинают походить на разновидность религиозного обращения. Тем не менее сам Лакатос остается внутри проблематики и атмосферы попперовского фальсификационизма. Влияние Куна также совершенно очевидно (возьмем, к примеру, идеи «догматической функции» научного исследования и «прогресса через революции»). Все же его аргументы чаще свободны от предрассудков.

Как продвигается наука

По мнению Лакатоса, есть лишь процесс смены теорий, а вовсе не одна теория, оцениваемая то как научная, то как псевдонаучная. Серия теорий прогрессивна, если каждая новая теория содержит некий избыток относительно предыдущих теорий, объясняет новый, доселе неожиданный факт. Эта серия теорий в их непрерывности мало-помалу обретает очертания исследовательской программы. Программа состоит из методологических правил, некоторые из них указывают, каких путей следует избегать (негативная эвристика), другие рекомендуют пути и методы, которыми следует двигаться (позитивная эвристика). Так программа отталкивается от методологических решений, которые предлагают считать некоторые гипотезы не подлежащими опровержению. Нефальсифицируемые гипотезы составляют твердое ядро (hard-core) программы. По этому ядру можно судить о характере всей программы.

Негативная эвристика программы запрещает подвергать сомнению то, что составляет ее ядро. Напротив, вся изобретательность направлена на его артикуляцию и разработку поддерживающих ядро гипотез (так называемый «защитный пояс»). Кольцо вспомогательных гипотез призвано сдерживать атаки контролирующих проб и всячески защищать и консолидировать ядро. Исследовательская программа имеет успех, если она успешно разрешает проблемы, и она проваливается в случае, если не способна решить эти проблемы.

Именно поэтому развитие иной исследовательской программы (например, Ньютона) протекает в «море аномалий» или, как у Бора, происходит на несвязанных между собой основаниях. Когда последующие модификации «защитного пояса» не приводят к предсказанию новых фактов, программа показывает себя как регрессивная.

Отсюда следует, по Лакатосу, что «нельзя свертывать вновь возникшую исследовательскую программу лишь потому, что она не сумела одолеть более сильную программу-соперницу... Пока новая программа не будет реконструирована рациональным образом как прогрессивное самодвижение проблемы, в течение определенного времени она нуждается в поддержке со стороны более сильной и утвердившейся программы-соперницы».

Все же пока наука скорее похожа на поле битвы исследовательских программ, чем на систему изолированных островков. «Зрелая наука состоит из исследовательских программ, не столько предвосхищающих новые факты, сколько ищущих вспомогательные теории, в этом, в отличие от грубой схемы "проверка-и-ошибка", ее эвристическая сила». Слабость исследовательских программ марксизма и фрейдизма Лакатос видел именно в недооценке роли вспомогательных гипотез, когда отражению одних фактов не сопутствовало предвосхищение других необычных фактов.

Широкую известность получила докторская диссертация И. Лакатоса “Очерки по логике математического открытия”, на основе которой написана книга “Доказательства и опровержения” (русский перевод в 1967 г). Старшее поколение отечественных философов помнит впечатление от этой книги, ворвавшейся, подобно свежему сквозняку, в двусмысленную атмосферу нашей философии того времени, пересыщенную невнятным занудствованием по поводу реальных или мнимых методологических достоинств “диалектического материализма” и “диалектической логики”. Она давала образец увлекательного исследования, в котором решающую роль играли интеллектуальные факторы, а не идеологические аргументы. Книга быстро нашла читателей и почитателей, многократно цитировалась и вошла в списки использованной литературы не одной сотни докторских диссертаций. Не обошлось и без курьезов: очутившись в специфическом контексте, идеи этой книги претерпевали его искажающее воздействие: забавно теперь перечитывать некоторые философские опусы тех лет, в которых одни борцы с формальной логикой выдавали Лакатоса за своего “заединщика”, другие же, напротив, попрекали за недостаточное проникновение в глубины диалектического метода. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что подверстыванием Лакатоса под собственные замыслы и умыслы занимались не только у нас: например, П. Фейерабенд посвятил (может быть, не без иронии) свою наделавшую много шума книгу “Против методологического принуждения” Имре Лакатосу, “другу-анархисту”, хотя трудно представить нечто более далекое от какого бы то ни было анархизма, чем философскую установку И. Лакатоса.

В блестящей литературной манере, заставлявшей вспомнить традицию платоновских диалогов, Лакатос доказывал тезис о том, что развитие математического знания, вопреки укоренившимся предрассудкам, является не накоплением вечных и несомненных истин, а драматическим процессом “догадок и опровержений”, что математики совершают “открытия” так же, как ученые в иных сферах науки.

В ряде ставших уже классическими работ Лакатос развил новое направление в философии математики, аккумулировавшее принципы “критического рационализма”. К ним примыкают статьи, в которых рассматриваются философские проблемы индуктивной логики и методологии науки. В основу своей концепции Лакатос кладет положение о том, что развитие научного знания—это процесс, важнейшие характеристики которого не могут быть втиснуты в схемы индуктивизма.

Историческое движение науки может быть объяснено как соперничество научных теорий, победа в котором обеспечивается не накоплением подтверждений выдвинутых гипотез, а прежде всего эвристическим потенциалом теории, ее способностью обеспечивать получение нового эмпирического знания, ее научной продуктивностью.

Развитие этого положения впоследствии привело к созданию оригинальной методологической концепции Лакатоса — методологии научно исследовательских программ, наиболее полное изложение которой содержится в предлагаемой теперь читателю работе. Она с полным основанием может быть помещена в ряд философской классики двадцатого века и несет на себе ясный отпечаток творческой личности И. Лакатоса

Его талант был облечен в яркую стилистическую оболочку. До отказа насыщенные глубокой мыслью, его работы написаны с веселой дерзостью, захватывающей читателя Лакатос любил придавать своим рассуждениям отточенную афористическую форму, и часто его колкие афоризмы буквально взрывали скуку академических прений Резкие не приглаженные оценки, внезапные повороты аргументации держали в напряжении дискуссию, участником которой ощущал себя всякий, кто брал в руки книги и статьи И. Лакатоса. Все это в сочетании с огромной эрудицией, глубокой продуманностью обсуждаемых тем производило большое эстетическое впечатление.

Так было четверть века назад, когда появилась эта работа. Сегодня концепция научной рациональности, разработанная И. Лакатосом в его методологии научно-исследовательских программ, заняла свое место в истории философии и методологии науки. Споры вокруг нее поутихли, наступило время спокойного осмысления ее достоинств и недостатков. У И Лакатоса никогда не было недостатка в критиках, продолжается критика и сейчас, но даже самые строгие критики с уважением поминают сделанное им. Его проект рациональной реконструкции истории науки, выдвинутый им как ответ на вызов, брошенный современному рационализму сторонниками “социологического”, “исторического” и других направлений в философии науки, подобно многим фундаментальным проектам обнаружил свою утопичность. Но великие утопии обогащают духовный арсенал культуры. Этот проект был делом жизни И Лакатоса. Рационализм был его духовным идеалом и он служил этому идеалу по-рыцарски, вызывая на интеллектуальный поединок всех усомнившихся или разочаровавшихся в нем. Это останется в истории европейской философии. И если нынешние споры философов науки поскучнели и утратили былой накал, то это, может быть, потому, что такие личности как И. Лакатос приходят в философию не так уж часто...

Список использованых ресурсов:

http://www.ido.edu.ru/psychology/history_of_psychology/biograf157.html

http://www.scorcher.ru/art/theory/any/lacatosh.php

http://train24.pp.ru/?book=referat&cat=filosof&str=364&nomer=93

http://www.scorcher.ru/art/theory/anty_paradigm.php

http://www.rosdiplom.ru/other1zakaz.aspx?idtema=27813

http://www.5ka.ru/90/20716/1.html

http://www.bestreferat.com.ua/referat/detail-34557.html

http://www.refz.ru/index.php?action=refall&p=MjY0MTc=

http://libreria.ru/aphorismes/autors/2265/

http://postpozitiv.org.ru/3.html

http://psychology.superreferat.ru/view/detail35820.html